Сегодня: 25 | 04 | 2024

Лекция Неокантианство (Neokantianism)

Лекция Неокантианство (Neokantianism)

Неокантианство — идеалистическое философское течение, возникшее в Германии в конце 1860-х гг. и получившее широкое распространение в Европе (в том числе и в России) в период 1870—1920 гг. Начало его обычно связывают с выходом в свет работы О. Либмана «Кант и эпигоны» (1865), где был провозглашен знаменитый лозунг: «Назад к Канту!». Неокантианство называли также неокритицизмом и реализмом.

Неокантиантство представляло собой совокупность разнородных течений, первым из которых стало Физиологическое неокантианство, А двумя крупнейшими школами были Марбургская И Баденская (фрейбургская).

Предпосылки неокантианства. К середине XIX в. обнаружилось и обрело невиданную ранее остроту расхождение между «официальной» философией и естественными науками. В университетах Германии в то время господствовало гегелевское учение о трансформации Абсолюта, тогда как в естественных науках царило ньютоно-картезианское понимание мира. Согласно последнему, все материальные объекты состоят из неделимых атомов, а все происходящее в мире объяснялось по законам механики и других естественных наук. При таком подходе ни Богу, ни Абсолюту места в мире не оставалось, и философские учения о них оказывались просто ненужными. Деизм выглядел устаревшим, и большинство естествоиспытателей неизбежно приходили к стихийному материализму или позитивизму, претендовавшему на позицию «над материализмом и идеализмом» и отбросившему всю прежнюю метафизику. И тот и другой подход оставляли философскую элиту «не у дел», да и классический позитивизм не был популярным в это время в Германии. «Налицо оказывалась двоякая угроза: научно несостоятельной философии с одной стороны, и философски беспризорной науки — с другой». Зарождающееся неокантианство предприняло попытку создать новый союз естествознания и философии. При этом основное внимание было сосредоточено на теории познания.

Физиологическое неокантианство

Крупнейшие представители физиологического неокантианства — О. Либман (1840—1912) и Ф. А. Ланге (1828—1875). Условная дата зарождения физиологического неокантианства — 1865 г., к концу XIX в. оно постепенно «сходит со сцены».

Основные труды. О. Либман: «Кант и эпигоны» (1865), Ф. А. Ланге: «История материализма» (1866).

Философские воззрения. Толчок для развития физиологического неокантианства дали исследования знаменитого ученого Г. Гельмгольца (физика, химика, физиолога, психолога), который сам был стихийным материалистом. Изучая деятельность органов чувств (зрения, слуха и т. д.), он уже в 1855 г. отметил некоторое сходство между отдельными идеями кантовской философии и современного естествознания, а именно: само строение органов чувств задает особенности человеческого восприятия, что может служить «физиологическим» обоснованием Априоризма. Либман и несколько позднее Ланге, опираясь на новые открытия и гипотезы в области физиологии чувств, подхватили и развили эту идею. Так возникло физиологическое неокантианство, в котором априоризм Канта трактуется как Учение о физическо-психической организации человека.

Марбургская школа

Основоположником и главой марбургской школы был Герман Коген (1842—1918), ее крупнейшие представители — Пауль Наторп (1854—1924) и Эрнст Кассирер (1874—1945) (К неокантианцам Кассирер принадлежал только в первый период своего творчества, во второй период (примерно с 1920 г.) он разработал оригинальную концепцию философии культуры). Школа возникла в конце XIX в. (условная дата — 1871) и распалась после Первой мировой войны.

Основные труды. Г. Коген: «Кантова теория опыта» (1871), «Влияние Канта на немецкую культуру» (1883), «Принцип бесконечно малых и его история» (1883); «Обоснование Кантом эстетики» (1889).

П. Наторп: «Учение Платона об идеях» (1903), «Логические основы точных наук» (1910), «Общая психология» (1912).

Э. Кассирер: «Понятие о субстанции и понятие о функции. Исследование фундаментальных вопросов критики познания» (1910), «Познание и действительность. Понятие о субстанции и понятие о функции» (1912), «Философия символических форм» (1923—1929).

Философские воззрения. Своей задачей Коген объявил «ревизию Канта», поэтому в магбургской школе прежде всего было отброшено кантовское понятие «вещи-в-себе» как «досадное наследие Средневековья». Но ведь и Бог у Канта, и сам внешний мир, из которого к нам (на наши органы чувств) поступают ощущения, есть трансцендентные сущности, т. е. «вещь-в-себе». И если мы ее выбрасываем из кантовской философии, что же тогда останется? Только человек как субъект познания, сами познавательные способности и процессы. Кант выделял в теоретическом разуме три уровня познания: чувственность, рассудок и разум. Но, отбросив внешний мир как «вещь-в-себе», мы тем самым меняем познавательный статус чувственности: она более не дает нам информацию о внешнем мире, соответственно, утрачивает смысл и трансцендентальная апперцепция и многие другие кантовские понятия. Кантовское учение о разуме, рождающем три идеи о безусловном (о душе, мире и Боге), также в значительной степени утратило свое значение. Ведь «мир» и «Бог» — это «вещи-в-себе», а понятие «души» вообще вышло из моды, на его место в эту эпоху было поставлено понятие «сознания», а несколько позднее — понятие «психики» (содержащей «сознание» и «бессознательное»). Таким образом, практически единственным достойным внимания из кантовских объектов исследования оказался рассудок, являющийся основой теоретического естествознания. Впрочем, понятие «сознание», или «мышление», которым в духе времени оперировали неокантианцы, включает не только рассудок, но и некоторые черты кантовского «разума», между ними только не проводится теперь строгая разделительная черта. Содержит сознание и чувственные впечатления — меняется только их статус. Таким образом, можно сказать, что сознание как объект исследования у неокантианцев близко к кантовскому понятию теоретического разума.

Главный упор неокантианцы сделали на кантовской идее о том, что сознание (рассудок-разум) и, соответственно, теоретическое естествознание конструирует «картину мира» («вещь-для-нас» в терминологии Канта) исходя из своих собственных форм и законов, а не природных объектов («вещей-в-себе»). Отсюда Кант делал вывод о нетождественности «вещи-для-нас» и «вещи-в-себе» и непознаваемости последней. Для неокантианцев, отбросивших «вещь-в-себе», этот вывод значения уже не имел. Они сделали акцент на самой идее Конструирования сознанием Некоторых «картинок», которые наивные люди принимают за «картины мира».

С их точки зрения, процесс познания начинается не с получения ощущений, не с шага «от мира — к субъекту», а с деятельности самого субъекта, ставящего вопросы и отвечающего на них. В субъекте просто присутствует некий массив или общий фон ощущений (непонятного происхождения), которые что-то «лепечут» субъекту. Выделив определенное ощущение, субъект ставит вопрос: «Что это?» — и, скажем, утверждает: «Это — красное». Теперь начинается конструирование «этого» как чего-то устойчивого, т. е. как предмета «функционального единства», возникшего в процессе его определения («Это красное, круглое, сладкое, это — яблоко»). Такое «опредмечивание» производится мыслью, сознанием, а вовсе не заложено в ощущениях, которые дают нам только материал для соответствующих операций (За «предмет» — «яблоко» — мы принимаем то, что вызывает в нас ощущения красного, круглого, сладкого). Важную роль в этой конструирующей деятельности играет язык.

В наиболее чистом виде конструирующая деятельность сознания проявляется в математике, где изучаемые объекты максимально освобождены от чувственного материала, поэтому здесь можно создавать объекты любого типа. У Канта пространство и время выступали в качестве априорных форм чувственного созерцания, на базе которых и рождаются геометрия и арифметика, поэтому для человека возможна только одна геометрия (евклидова) и одна арифметика. Но во второй половине XIX в. была разработана неевклидова геометрия, включающая в себя бесконечное количество геометрий (Римановская геометрия представляет собой их обобщение, включая как евклидову, так и все неевклидовы геометрии). Однако если человеческое сознание способно создать множество геометрий, то, значит, в основе геометрии не лежит априорная форма чувственного созерцания (пространство). И любая геометрия есть всего лишь результат конструирующей деятельности сознания. Да и пространство есть всего лишь понятие, также сконструированное сознанием, что, в частности, подтверждается теорией относительности Эйнштейна, где имеет место иной тип пространства, описываемый неевклидовой геометрией.